Попробую осмыслить, что это было для меня. А также то, что со мной произошло в безвременьи.
На игру я поехала из любопытства к миру Тайлами и к идее игры, которую я восприняла, как возможность прожить в большем масштабе часть собственной истории. Тема эмиграции – это тема моей семьи во всех известных мне поколениях.
Так как я не смогла ни выделить времени для знакомства с полем игры, ни создать связи с другими персонажами, без обращения к прототипу я вообразила коротенькую историю про молодую женщину.
«Родилась в дворянской семье. Отец занимался политической деятельностью, принадлежал партии либералов. Отличался особым патриотизмом. Мама, образованная женщина, активно участвовала в просветительской деятельности, следую передовым идеям феминизма. Лара была младшей среди детей, имея 3-х братьев. В 1914 году закончила образование в Санкт-Петербургском университете и летом активно готовилась к поездке в Берлинский университет на годовую стажировку. Прожитая жизнь была полна любви к жизни, окружающим ее людям, привязанностью к семье. Лара чувствовала себя повсюду своей, будто профессорский круг университета, часто гостивший в их семье, с которыми она свободно могла говорить на любые темы. Или политическая элита, к коей принадлежал ее отец и старшие братья»
Когда я приехала к Шульцам, не будучи знакомой ни с кем из присутствующих, включая ролевую игру, я честно не понимала, что делать.
И надела роль наблюдателя, периодически подававшего голос присутствия. Из роли наблюдателя меня радовала эстетика происходящего, из роли участника я ощущала непринадлежность к происходящему. Все это было красивой картинкой для меня, в которую я не решалась войти. До поры до времени.
В 1914 я выиграла в карты у цыгана спасение, смерть и лестницу в небеса, устланную розами. Проиграла любовь…
«Здравствуйте, мои дорогие отец, матушка, горячо любимые братья Николай, Константин и Ваня. Каждую ночь я засыпаю с мыслями о Вас и просыпаюсь в ожидании, что сегодня – то обязательно получу весть от Вас. Мое утро начинается с того, что я выхожу за пределы моей небольшой комнатки на углу улицы Сен Мартен, с замиранием сердца подхожу к почтовому ящику, читаю молитву, прежде, чем просунуть в него руку и… трогаю пустоту. Прошло 3 года с тех пор, как по вашему наставлению, отец, и в сопровождении вашего брата Василия Александровича, я покинула Петербург в надежде увидеться со всеми вами в самое ближайшее время. Василий Александрович уверил меня в том, что то недоразумение, по которому вся моя семья попала под арест , будет вот-вот разрешено. Какое-то время Василий А, и жена его Мария Федоровна писали мне письма, пока не пришло то, последнее, которое показалось мне сущим недоразумением.
Я решительно отказалась верить в то, о чем написала в нем Мария Федоровна. Верно, письмо было написано ею в приступе помешательства. Мне Василий Александрович говорил, что тетя стала часто мучиться головными болями. Я не верю в то, что Вас нет в живых. Этого не может быть. Как не может быть и всех тех ужасов, о которых писала тетя про родной Петербург»…
«Париж для меня - это безразмерная комната ожидания. Когда я в последний раз была в нашем доме на Апраксином переулке, он словно замер в ожидании своих хозяев, которые куда-то запропастились. Мама, дом по-прежнему дышал тонким ароматом ваших духов. А кабинет отца хранил сосновый запах шипра, который пробивается прямо сейчас, сквозь воспоминания. Я обошла все комнаты, вспоминая, милые мои братья, как детьми мы играли в прятки, и я подолгу искала Вас, и не могла найти. И когда вы начинали чересчур скучать в ваших тайных темных укрытиях, жмурясь от яркого света, выходили и радовали меня тем, что я наконец-то нашла Вас. 12345, я иду искать. В тот раз все было иначе. Я не смогла найти Вас, сколько не пыталась».
«Вот уже почти 3 года, как я служу моей любимой бриологии в университете Парижа . По рекомендации моего преподавателя - профессора Скользкого, меня взяли сотрудником в лабораторию, где каждый день я занимаюсь изучением бесконечной тайны мхов. И ищу ответ на вопрос – смогу ли я жить, если поверю, что в моей жизни нет ничего, что я прежде любила. Как живут мои мхи в искусственных лабораторных условиях? Они словно помогают мне выживать вместе с письмами, которые я пишу Вам, любимые мои, каждый божий день. Смогу ли я полюбить когда-нибудь кого-то еще. Сможет ли мое сердце замирать от непостижимой красоты мира? Осталось ли во мне место, свободное от тоски по Вам и по себе, прежней? Хватит ли мне этой жизни, чтобы оправиться от разлуки с Вами? Ведь она значительно короче жизни моих любимых мхов».
«Воспоминания о нашем саде, который пел, шептал, пьянил чудесными ароматами, и каждый раз поражал новизной цвета и света преследуют меня и в Тюильри и в Люксембургском саду.Я беру в руки калейдоскоп и любуюсь нереальной красотой прошлого, оживающей от моего внимания к ней.
Я могу видеть мир только сквозь линзы воспоминаний. Тоска сковывает и холодит меня одновременно разрывая на тысячи частей внутри этой ледяной оболочки.
Согревает лишь ожидание и предвкушение встречи с вами или хотя бы весточки от вас. Иначе мне не выжить. Меня словно бы нет, когда нет ВАС. Вы единственное, что связывает меня с жизнью.
Обнимаю Вас нежно. С надеждой на скорую встречу».
Обезболивающим средством для меня стало бесценное воспоминание при встрече с маленькой девочкой, напомнившей мне себя.
«Завтрак в кругу семьи в саду загородного дома. Девочка 6-ти лет воспринимала мир так, словно все краски, запахи, звуки этого мира играли для неё сказочный спектакль. Голоса родных были словно оркестр музыкальных инструментов. Голос отца был похож на Гобой, который играл свою партию протяжным и низким голосом, редко радуя меня своей мелодией. Гобой, как истинный джентльмен, всегда уступал переливчатым трелям свирели матери, которая пела свою мелодию, каждый раз подключая к ней струнные. Это был прекрасный квартет из скрипки младшего из старших братьев, Альта брата-подростка и контрабаса старшего. Я слушала эту прекрасную мелодию в аранжировке соловьиных трелей, вороньего карканья, шелеста листьев и аромата лугового разнотравья. Время исчезало. От этой красоты слезы подступали так близко, а дыхание и вовсе, как будто останавливалось. И мир становился прежним, только когда отец нежно касался моего оцепенения, садил меня на плечи, и мы начинали воскресную игру в 2-х главого великана, перед которым расступаются деревья и разлетаются птицы. И ты глядишь на мир с высоты отцовского плеча, словно в увеличительную лупу, подмечая мельчайшие нюансы - узор крыла бабочки, лепестка, дышащего ветерком, цветка яблони, нектаром которой угощается семейка жужжащих шмелей».
Исцелением, которое позволило видеть мир в прежних красках, стала игра в прятки с маленькой девочкой. Я только сейчас осознала, как воспоминания детства моей героини ожили внутри игры. Ведь в детстве она тоже играла в прятки.
Прожив эту историю, которая для меня - зеркало, я осознаю, что в поле игры, в которое я попала, Жизнь спорила со смертью. Потеря РОДНОГО затягивала в воронку смерти. Принятие потери оживляло. Память о прошлом - исцеляла.
С благодарностью к близким и далеким, пережившим изгнание и потери.
С благодарностью ко всем, кто был причастен к «Другим берегам».
© 2018 Лариса Ларина