Казалось бы, откуда у врача, пытающегося вылечить безнадежного больного, могут быть моральные страдания?
"что вы доктор, у меня только глотка захрипла" - цитирует врач и писатель Булгаков больного сифилисом сельского обывателя.
Потому проще бывает НЕ сказать невежественному больному, чем его лечишь.
Доктор с круглосуточным образом жизни, о чем знают люди парижского дна. Я умею молчать. Огнестрельные ранения, тайные роды.
И аборты. Вопреки искреннему убеждению, что нельзя этого делать без по настоящему веской причины.
Но как только первый раз вместо "нет" я произнес цену, оценив по немытости и лохмотьям, что дама заплатить не сможет... За то украшение я получил от ювелира втрое больше названной мной суммы, но и он, обязанный мне жизнью, тяжело вздохнул и скривился. Не могла эта вещица покинуть живого хоэяина по доброй воле.
Я переступил эту грань.
Столетние напластования под каждым порогом, невыводимый, не заглушаемый ничем запах карболки.
И страшно болящие, едва слушающиеся руки.
Сотни тел, бесконечно сменяющих друг друга. И каждый взгляд - с отблеском надежды.
"Доктор, погодите тащить меня в морг, я еще жив!", мы со священником переглядываемся, и в последние минуты Ильи Гурлянда мы слушаем вдвоем его стихи, его исповедь, его молитву:
За год работы, будучи лишь уборщиком в инфекционном отделении, добился того, что нам выделили чуть больше денег, химии, комнату с окном вместо сырого подвального закутка...
Уборка два раза в сутки. Изоляция чахоточных. Отдельный санузел для персонала...
Уборщик в приемном отделении, отмывающий, дезинфицирующий все после прибытия больных.
Делай, что должно, и будь что будет.
Штатного хирурга нашего не было, и только через много дней выяснилась его незавидная судьбв. Игорь Васильевич был буквально разрорван на части, и найдена была его голова с орденом, по номеру которого и убедились точно в его гибели.